История Манон Леско и кавалера де Грие - Страница 30

Поэтому, первые недели я думал только о том, чтоб приятно пользоваться моим положением; требования чести, а равно остаток опасения со стороны полиции, заставляли меня откладывать со дня на день возобновление союза с обществом Трансильванской гостиницы; я ограничивался игрою в некоторых менее опозоренных обществах, где благосклонность удачи избавляла меня от, унижения прибегав к плутням. Я проводил в городе; часть послеобеденного времени и возвращался к ужину в Шальо, часто в сопровождении г. де-Т., чья дружба к нам возроптала с каждым днем. Манон нашла средство от скуки. Она сблизилась с несколькими соседками, которых весна заманила в деревню. Прогулки и другие удовольствия, свойственные их полу, были предметом их занятий. Игра в карты, причем они определили пределы, проигрыша, доставляла средства на наем кареты. Они ездили на прогулки в Булонский лес, и возвращаясь вечером, я замечал, что Манон все хорошеет, становится довольнее и страстнее.

Тем не менее, находили тучки, которые, по-видимому, грозили прочности нашего счастья. Но они бесследно разошлись, и игривая резвость Манон придала развязке такой комический оттенок, что мне доселе сладостно воспоминание, говорящее мне о ее нежности и прелести ее ума.

Единственный лакей, бывший у нас в услужении, однажды отвел меня в сторону и с великим смущением сказал мне, что имеет мне сообщить по секрету нечто важное. Я сказал ему, чтоб он говорил смелее. После нескольких обиняков, он дал мне понять, что незнакомый важный господин, по-видимому, сильно влюбился в m-lle Манон. Волнение крови отразилось у меня во всех жилах.

– А она в него, – спросил я его более резко, чем того, ради разъяснения дела, требовало благоразумие. Моя вспышка испугала его.

Он, с встревоженным лицом, отвечал мне, что его проницательность не заходила так далеко; но что заметив, несколько дней тому, что этот незнакомец прилежно посещает Булонский лес, выходит из кареты и гуляя по боковым аллеям, по-видимому, ищет случая, чтобы увидеть или встретиться с барышней, он надумался несколько сблизиться с его людьми, чтоб разузнать, как зовут их барина; что они его именуют итальянским князем и сами подозревают, что у него завязалась какая-нибудь интрижка. И дрожа он добавил, что не мог, собрать других сведений потому что в это время князь вышел из лесу без церемонии подошел к нему и спросил как его зовут; затем, точно догадавшись, что он, у нас в услужении, поздравил его с тем, что он, находится при прелестнейшей в свете особе.

Я нетерпеливо ждал продолжения рассказа. Он заключил, его робкими извинениями, которые я приписал, моей неблагоразумной вспыльчивости. Напрасно я настаивал, чтоб он говорил все без утайки. Он уверял, что больше ничего не знает; что все, что он рассказал мне, случилось вчера, и он с тех пор не видел людей князя. Я поощрил его не только похвалой, но и достаточным вознаграждением, и не выказывая перед ним ни малейшего недоверия к Манон, более спокойным тоном приказал ему следить за всеми происками незнакомца.

В сущности, его страх поверг меня в жестокие сомнения. Он мог заставить его скрыть часть истины. Впрочем, после некоторого размышления, я оправился от тревоги и даже раскаивался, что поддался такой слабости. Нельзя же мне было вменить Манон в преступление то, что в нее влюбляются.

Выло много причин предполагать, что она не знает о своей победе, и что за жизнь пришлось бы ей вести, если б я был способен с такой лёгкостью допускать ревность в мое сердце? На следующий день я отправился в Париж, не имея иного намерения, как при помощи большой игры ускорить свое благосостояние, дабы получить возможность, при первом, же тревожном признаке, переехать из Шальо.

Вечером я не узнал ничего вредного для моего спокойствия. Незнакомец снова появлялся в Булонском лесу и, благодаря тому, что произошло накануне, счел себя в праве подойти к моему наперснику и говорить с ним о своей любви, но в таких выражениях, которые не давали ни малейшей возможности предположить, будто ото делается с ведома Манон. Он расспрашивал его на счет тысячи подробностей. Наконец, он пытался переманить его на свою сторону, делая значительные обещания, и, вынув письмо, которое было приготовлено заранее, он безуспешно предлагал ему несколько луидоров за передачу его барыне.

Два дня прошло без дальнейших приключений. Третий оказался более бурным. Воротясь довольно поздно из города, я узнал, что Манон, во время прогулки, не на долго отходила от своих подруг, и что незнакомец, следовавший за нею в недалеком расстоянии, подошел к ней по сделанному ею знаку, и она передала ему письмо, которое тот и взял с радостным порывом. Он мог его выразить только тем, что любовно поцеловал письмо, потому что она тотчас же отошла, Но затем весь день она, казалось, была необыкновенно весела и, воротясь домой, осталась в том же расположении духа. Понятно, я вздрагивал при всяком слове.

– И ты уверен, что не обманулся? – спросил я печально моего слугу.

Он призвал небо в свидетели своей правдивости.

Не знаю, до чего бы довели меня сердечные мучения, если б Манон, услышав, что я воротился, не вышла ко мне на встречу с нетерпеливым лицом и жалобой на мою медленность. Она не дождалась моего ответа и осыпала меня ласками; и, оставшись со мной наедине, с живостью стала упрекать меня за то, что нынче я стал возвращаться так поздно. Я молчал, и она могла продолжать свою речь сказала, что вот уже три недели, как я не пробыл с нею ни одного дня целиком; что она не в силах сносить таких долгих отсутствий; что она просит меня оставаться, хотя изредка, на целый день, и что завтра же она желает видеть меня возле себя с утра до вечера.